Иосиф Бродский


* В деревне Бог живет не по углам, как думают насмешники , а всюду. Он освещает кровлю и посуду и честно делит двери пополам. В деревне - он в избытке. В чугуне он варит по субботам чечевицу, приплясывает сонно на огне, подмигивает мне, как очевидцу. Он изгороди ставит. Выдает девицу за лесничего. И, в шутку, устраивает вечный недолет объездчику, стреляющему в утку. Возможность же все это наблюдать, к осеннему прислушиваясь свисту, единственная, в общем, благодать, доступная в деревне атеисту. 1965, д. Норенская * Моя свеча, бросая тусклый свет, в твой темный мир осветит бездорожье. А тень моя, перекрывая свет, там, за спиной, уходит в царство Божье. И где б ни лег твой путь: в лесах, меж туч - везде живой огонь тебя окликнет. Чем дальше ты уйдешь - тем дальше луч, тем дальше луч и тень твоя проникнет! Пусть далека, пусть даже не видна, пусть изменив - назло стихам приметам, - но будешь ты всегда озарена пусть слабым, но неповторимым светом. Пусть гаснет пламя! Пусть смертельный сон огонь предпочитает запустенью. Но новый мир твой будет потрясен лицом во тьме и лучезарной тенью. 1965 Март Дни удлиняются. Ночи становятся все короче. Нужда в языке свечи на глазах убывает, все быстрей остывают на заре кирпичи. И от снега до боли дни бескрайней, чем поле без межи. И уже ни к высокому слогу, ни к пространству, ни к Богу не пробиться душе. И не видит предела своим движениям тело. Только изгородь сна делит эти угодья ради их плодородья. Так приходит весна 1965. *** Я пробудился весь в поту: мне голос был - "Не все коту - сказал он - масленица. Будет - он заявил - Великий Пост. Ужо тебе прищемят хвост". Такое каждого разбудит. 1969(?) Из "Литовского дивертисмента" Dominikanaj * Сверни с проезжей части в полу- слепой проулок и, войдя в костел, пустой об эту пору, сядь на скамью и , погодя, в ушную раковину Бога, закрытую для шума дня, шепни всего четыре слога: - Прости меня. ______ 1971 ћ Доминиканцы (лит.) - костел в Вильнюсе. * Как давно я топчу, видно по каблуку. Паутинку тоже пальцем не снять с чела. То и приятно в громком кукареку, что звучит как вчера. Но и черной мысли толком не закрепить, как на лоб упавшую косо прядь. И уже ничего не снится, чтоб меньше быть, реже сбываться, не засорять Времени. Нищий квартал в окне глаз мозолит, чтоб, в свой черед, в лицо запомнить жильца, а не наоборот. И по комнате точно шаман кружа, я наматываю, как клубок, на себя пустоту ее, чтоб душа знала что-то, что знает Бог. (1980-1987) * Представь, чиркнув спичкой, тот вечер в пещере, используй, чтоб холод почувствовать, щели В полу, чтоб почувствовать голод - посуду, а что до пустыни, пустыня повсюду. Представь, чиркнув спичкой, ту полночь в пещере, огонь, очертанья животных , вещей ли, и - складкам смешать дать лицо с полотенцем- Марию, Иосифа, сверток с младенцем. Представь трех царей, караванов движенье к пещере; верней, трех лучей приближенье к звезде, скрип поклажи, бренчание ботал (Младенец покамест не заработал на колокол с эхом в сгустившейся сини). Представь, что Господь в Человеческом Сыне впервые Себя узнает на огромном впотьмах расстояньи: бездомный в бездомном. 1989 * Не важно, что было вокруг, и не важно, о чем пурга завывала протяжно, что тесно им было в пастушьей квартире, что места другого им не было в мире. Во-первых, они были вместе. Второе, и главное, было, что их было трое, и все, что творилось, варилось, дарилось отныне, как минимум на трое делилось. Морозное небо над ихним привалом с привычкой большого склоняться над малым сверкало звездою - и некуда деться ей было отныне от взгляда младенца. Костер полыхал, но полено кончалось; все спали. Звезда от других отличалась сильней, чем свеченьем, казавшимся лишним, способностью дальнего смешивать с ближним. 1990 * Елизавете Леонской В воздухе - сильный мороз и хвоя. Наденем ватное пальто и меховое. Чтоб маяться в наших сугробах с торбой - лучше олень, чем верблюд двугорбый. На севере если и верят в Бога, то как в коменданта того острога, где всем бока намяло, но только и слышно, что дали мало. На юге, где на редкость осадок белый, верят в Христа, так как сам он - беглый: родился в пустыне, песок - солома, и умер тоже, слыхать не дома. Помянем нынче вином и хлебом жизнь, прожитую под открытым небом, чтоб в нем и потом избежать ареста земли - поскольку там больше места. 1994