Христианская проза
Христианская поэзия
Путевые заметки, очерки
Публицистика, разное
Поиск
Христианская поэзия
Христианская проза
Веб - строительство
Графика и дизайн
Музыка
Иконопись
Живопись
Переводы
Фотография
Мой путь к Богу
Обзоры авторов
Поиск автора
Поэзия (классика)
Конкурсы
Литература
Живопись
Киноискусство
Статьи пользователей
Православие
Компьютеры и техника
Загадочное и тайны
Юмор
Интересное и полезное
Искусство и религия
Поиск
Галерея живописи
Иконопись
Живопись
Фотография
Православный телеканал 'Союз'
Максим Трошин. Песни.
Светлана Копылова. Песни.
Евгения Смольянинова. Песни.
Иеромонах РОМАН. Песни.
Жанна Бичевская. Песни.
Ирина Скорик. Песни.
Православные мужские хоры
Татьяна Петрова. Песни.
Олег Погудин. Песни.
Ансамбль "Сыновья России". Песни.
Игорь Тальков. Песни.
Андрей Байкалец. Песни.
О докторе Лизе
Интернет
Нужды
Предложения
Работа
О Причале
Вопросы психологу
Христианcкое творчество
Все о системе NetCat
Обсуждение статей и программ
Последние сообщения
Полезные программы
Забавные программки
Поиск файла
О проекте
Рассылки и баннеры
Вопросы и ответы
 
 Домой  Статьи / В окрестностях Дионисия Войти на сайт / Регистрация  Карта сайта     Language Я когда устроился в Италии писать с натуры, меня что поразило.  Я стоял у дороги, писал панораму, и каждый проезжающий на машине мне сигналил, жестами изображал восторг. Многие останавливались, давали свои адреса, телефоны, приглашали в гости. Я так понялПо-русскиЯ когда устроился в Италии писать с натуры, меня что поразило.  Я стоял у дороги, писал панораму, и каждый проезжающий на машине мне сигналил, жестами изображал восторг. Многие останавливались, давали свои адреса, телефоны, приглашали в гости. Я так понял Я когда устроился в Италии писать с натуры, меня что поразило.  Я стоял у дороги, писал панораму, и каждый проезжающий на машине мне сигналил, жестами изображал восторг. Многие останавливались, давали свои адреса, телефоны, приглашали в гости. Я так понялПо-английскиЯ когда устроился в Италии писать с натуры, меня что поразило.  Я стоял у дороги, писал панораму, и каждый проезжающий на машине мне сигналил, жестами изображал восторг. Многие останавливались, давали свои адреса, телефоны, приглашали в гости. Я так понял
Я когда устроился в Италии писать с натуры, меня что поразило.  Я стоял у дороги, писал панораму, и каждый проезжающий на машине мне сигналил, жестами изображал восторг. Многие останавливались, давали свои адреса, телефоны, приглашали в гости. Я так понял
Я когда устроился в Италии писать с натуры, меня что поразило.  Я стоял у дороги, писал панораму, и каждый проезжающий на машине мне сигналил, жестами изображал восторг. Многие останавливались, давали свои адреса, телефоны, приглашали в гости. Я так понял
Дорога к храму
Жизнь в Церкви
Семья
Детский вопрос
Святые и подвижники
Милосердие
Наука и вера
Работа и профессия
Далеко
Миссия
Рядом с чудом
Cовременники
Рецепты блюд
Читаем
По - немногу обо всем
Праздники
Паломничества

Дом сохранения истории Инрог


Интересно:
Рекомендуем посетить:

 
Я когда устроился в Италии писать с натуры, меня что поразило.  Я стоял у дороги, писал панораму, и каждый проезжающий на машине мне сигналил, жестами изображал восторг. Многие останавливались, давали свои адреса, телефоны, приглашали в гости. Я так понял
В окрестностях Дионисия


Уже более сорока лет с апреля по ноябрь художник Евгений Соколов оставляет свою вологодскую мастерскую и уезжает дальше на север. Туда, где Ферапонтовская обитель со знаменитыми на весь мир фресками. И немалая часть его работ написана пигментами из местных камешков, повторяющих цветовую гамму Дионисия.
Ларчик в стене
-- Красот на русском севере много. Как вы решаете, что писать?

-- Стараюсь писать природу, в которую человек не вмешивался, не переделывал под себя. Я потому и прожил в Ферапонтово 40 с лишним лет, что дороги были плохие, и цивилизованный человек туда редко попадал. Господь подсказал мне этот путь, и я с него не свернул, какими конфетками не заманивали. В 60-е годы требовалось заводы и героев соцтруда писать, а я копировал Дионисия. Это сейчас асфальт положили, в монастыре экспозиции, экскурсоводы, пол с подогревом, люди повалили. А в 60-е был только хранитель-сторож. Он закрывал меня там на целый день, вешал снаружи замок. Я просил только: «Ты меня в пять вечера выпусти». И копировал. И так целыми днями в течение трех лет.


Осень. Леушкино. 1984 г. Темпера


Для своих красок я растирал ферапонтовские камни. Уверен, что и Дионисий со своими сыновьями при росписи храма Рождества Богородицы сами делал краски, используя местные природные пигменты.

-- А как вы готовили пигменты?
-- Находил камни в поле или на берегу Бородаевского и других здешних озер. Разбивал их молотком. И, добавляя воду, растирал между камней с отшлифованными торцами. У меня в палитре около трехсот оттенков. Разного цвета маленькие камешки, растирая, можно объединить в один пигмент. И потом любой тон меняется в зависимости от того, по соседству с каким тоном и на какой тон его положить. Фрески писались с учетом этого цветового закона.

Еще растертый природный материал можно пережигать. Так, я считаю, и получали свой основной - голубой пигмент – Дионисий с помощниками. Как он мне достался? Когда я около Ферапонтово в 60-х поселился, я зашел там к одному старому деду на Цыпину Гору. И у него на верстаке увидел голубой порошок. «Что это? Откуда у тебя?» Дед рассказал, что монастырь в 20-х годах закрыли, и тогда местные пацаны -- и он в их числе -- притащили лестницу, залезли туда и простукивали стены, искали клад. Клада не нашли. Но в одном месте под потолком -- куда повседневному человеку не добраться -- раскрыли створки, закрашенные под общий фон. А там маленькая «прятка», ларчик в стене. И внутри в горшках порошки -- сухие пигменты. Добавь к ним олифы, будет масляная краска, добавь клей -- темперная краска. Пацаны, конечно, этого не знали, но растащили порошки по своим деревням. А там их приспособили к делу -- лодки красили на олифе. Но еще много у деда оставалось. Я говорю: «Отдай мне». Тогда в Ферапонтово был еще копиист из Москвы Гусев Николай Владимирович – он пигментами копировал фрески для столичных и других музеев. Мы с ним рассмотрели этот порошок и поняли, что это и есть тот самый «голубец», который основным фоном у Дионисия. Скорее всего, пигменты хранились в монастыре для поновления фресок.
-- Музейные специалисты говорят, что Дионисий покупал краски в Москве. Одни были привезены из Европы, а, например, голубая краска -- из Ирана…
-- У нас сейчас очень много московских профессоров, которые занимаются исследованием Дионисия, реставрацией. Я с ними знаком и послушал всех. Сейчас такое направление: мол, ничего русского у нас нет, все привезли из-за рубежа, и в 15 веке так было. Но я другой точки зрения придерживаюсь. Как и жившие до меня художники Петров-Водкин, Корин, монументалист Чернышев и многие другие. Они приезжали в свое время в Ферапонтово и в своих воспоминаниях объясняют действие фресок тем, что они написаны на местных минералах. Нигде больше таких красок нет.

Я сам по Волге проехал от Череповца до Астрахани и везде по берегу, например, в гористых местах, искал похожие камни. Да, встречаются камни, из которых можно приготовить пигменты. Но порода их, происхождение совершенно другие, чем в Ферапонтове. Если сделать из них пигменты или взять самые лучшие современные темперные краски и рядом с фресками писать, то никогда не получишь колорита и гармонии Дионисия. Палитра этих красок не та, и у каждого завода она своя.
Удивляюсь, почему московские академики не прислушаются к художникам, у которых профессиональная природа зрения, глаз наметан. Я в музее говорю: «Сделайте витрины, поместите там эту палитру, я вам бесплатно дам. Пусть люди сами судят!» Нет, не хотят. Ферапонтовская палитра -- это Божий дар, понимаете? Сам человек очень грубо все делает. А тона фресок от Бога!

Европейская тоска -- по колокольчикам
-- Вы всегда пишите пигментами?

-- Сейчас я перестал так писать, потому что это очень долго. Сама техника письма очень сложная. Много подготовки для дела. Сначала один тон, поверх другой. Как бывает в музыке: сначала фон, а потом соло нарастает. Это в настоящее время очень непроизводительно. Часто выставки -- в Германии, в скандинавских странах, в Греции, в Италии (в Москве реалистическое искусство не пользуется большим вниманием, хотя и в Москве была три года назад выставка). А художнику нужно жить, выставляться. Приходится переходить к другим краскам, которыми ты можешь сыграть или сработать мгновенно. А пигментом не напишешь за полдня.

-- А как вас в Италии принимают? Там же любят живопись яркую, колоритную? Да и остальная Европа чего только не видела?
-- Я когда устроился в Италии писать с натуры, меня что поразило. Ни в России, ни в Германии такого нет. Я стоял у дороги, писал панораму, и каждый проезжающий на машине мне сигналил, жестами изображал восторг. Многие останавливались, давали свои адреса, телефоны, приглашали в гости. Просто театр. Я так понял, что с натуры там давно уже никто не пишет, один авангард. Художники вымерли, как динозавры. А люди так скучают по реалистическому искусству! По этим василькам, колокольчикам -- у них там ничего первозданного не осталось. В Германии то же самое. У меня на открытие выставки в Мюнхене пришли 500 человек. В Германии если ты хороший специалист в любом деле, то и обеспечен будешь, и отношение к тебе будет человеческое. Нам здесь лет сто нужно, чтобы сравняться с Европой в доброте внутренней, в уважении к творческому человеку.


Тоскана. Италия. 2006 г. Картон, темпера


Смена дома – перемена участи
-- А были люди, которые вам как-то серьезно помогали, поддерживали?

-- Да, например, есть и сейчас такой человек, который каждое лето на месяц приезжает в Ферапонтово из Петербурга. Алексей Фёдорович зовут, сейчас не припомню фамилию. Его у нас все знают. Он в Питере собирает деньги и помогают нашей церквушке, ведь свое население в Ферапонтове невелико: беднота, одни старушонки остались. И меня всегда внутренне поддерживает. У меня дом в деревне сгорел пять лет назад. Он меня встретил и говорит: «Правильно, что не плакал и не плачешь. Я говорю: «За что меня Бог наказал?» Он отвечает: «Господь никого не наказывает никогда, он просто даёт тебе смену событий. Ты в этом доме пожил -- а теперь у тебя другой период».

-- Где Вы выросли? Как вы начали рисовать, с какого возраста?
-- Вырос я в Вологодской области, станция есть такая -- Чёбсара. Она и сейчас маленькая. Родители были рабочие. Конечно, в сельской школе я не знал, что такое гипсы, на которых учатся в художественном училище.. Но рисовал с раннего детства. Отец ушёл на войну, мать осталась одна с двумя детишками, была безграмотная, расписаться не могла. Она нигде не работала, только воспитывала меня с братом. В основном, я в учебниках с картинок копировал -- многое нам дал преподаватель Сергей Максимович Смирнов, хотя специального образования у него не было.
Вместо бумаги мы брали утильсырьё. На станции были маленькие организации, которые свои квитанции, документы в папки сшивали. Год кончился -- папки в сарай. А ведь с обратной стороны квитанции чисто! Мы пронюхали это, доски у сарая отрывали и доставали папки. Иначе после войны нати ничего нельзя было. В голове-то я ещё не понимал, что такое художник. Но зародилось у меня, что я стану художником, и вот можете себе представить -- добился этого.


Портрет косильщика А.Свердлова. 1983 г. Холст, масло. (Фрагмент)


Отец с войны не вернулся, мать после войны погибла. Попал я на три года в детский дом музыкально-художественного воспитания в Ярославле, оттуда -- в Ярославское художественное училище. После войны в Советском Союзе было три детских дома для одарённых детей -- в Ярославле, в Питере и в Горьком. Агенты по Союзу ездили и выбирали талантливых из шестилетних детей. У нас учились даже люди из детской колонии. Но из них только один закончил, остальные не смогли, психика уже была сломлена. Да и тот, кто закончил -- талантливейший художник -- вышел, в армии отслужил, и всё равно не смог приспособиться к обществу, покончил с собой. Из тридцати учеников, которые были на первом курсе нашего училища, лишь пять человек стали художниками. Из них только трое выжили.

Никто тебе ничем не поможет, если внутри у тебя нет этого зерна, которое прорастает, несмотря на всю нужду, недоедание, недосыпание, быт разрушенный-нарушенный. Были, скажем, в Ярославле обеспеченные дети, хорошо питались. А мы как? Я поминаю Хрущёва добрым словом за бесплатный хлеб в столовых. Мы -- пять-шесть человек -- приходили в рабочую столовую ярославского завода (ОПРЗ), на котором паровозы ремонтировали. Никто нас не выгонял. Там нарезанный хлеб на столах горой! Я каждый раз заказывал пять-шесть стаканов чая -- он копейки стоил, стипендии хватало. Мы и с чаем хлеба съедим, и полные карманы набиваем. Время такое было, всю жизнь приходилось бороться за выживание.

После училища поехали по разнарядке с другом в Сибирь. Нам подъемные дали, по-моему, 140 рублей. В детдоме -- подушку, простыни, байковое одеяло, смену белья. Ну и поехали. Через трое суток вышли в Кемерово. Ёлки-палки! На одной стороне вокзал, а на другой стороне металлургический комбинат. В воздухе заводская пыль. После Ярославля-то. Боже мой! Куда мы приехали? А нам еще дальше -- в Ленинск-Кузнецк. Там в РОНО говорят: «На шахту требуются как раз преподаватели». Страшно мне стало. Я говорю другу: «Знаешь, Володька, что? Я удеру». Денег было совсем мало, только на обратную дорогу. На вокзале купил стакан сметаны, съел без хлеба. Думаю, куда ехать, в Ярославль? Я подъемные получил. Это по тем временам тюрьма, если ты не приехал на работу. На родине ни родных, ничего.

Поехал в Череповец. Там строили в 1959 году первую доменную печь. Город только строился, пятиэтажных домов совсем не было. Около вокзала в частный дом постучался, бабка вышла. «Пусти ночевать, бабушка». -- «Нет, я тебя в дом не пущу. Ночуй вон в сарае». Сарай дощатый, там куры, сено. Неделю в этом сарае жил. Ну и начал скитаться по частным квартирам. И работать по детским садикам. Каждому ребенку писал на горшке и на шкафчике одну картинку -- или лошадку, или цветочек. Садиков много, работы много. Потом художественная мастерская образовалась, где в основном писали портреты политбюро для демонстраций. Туда и устроился.

Три года соц. реализмом занимался для того, чтобы стать членом союза художников. В 1964 году прочитал в газете, что в Москве Первая всесоюзная молодежная выставка открывается. Написал большущие холсты, сам погрузил на поезд, отправил. Три работы у меня прошли. После второй выставки приняли в союз художников. Можно стало в открытую выходить -- уже не посадят за подъемные. И стал я с весны до зимы в Ферапонтово уезжать – подальше от индустриализации и демагогии. И писать природу.


Закат. Леушкино. 2002 г. Холст, масло


Из всех талантливейших людей, которые закончили наш детский дом, приспособиться к жизни смогли единицы. В детдоме не знали нужды той, какая даже в родных семьях была. Жили на всём готовом. Обязанность одна: музыканты занимались музыкой, художники - рисованием. И когда выходили на свободу, где самому на кусок хлеба надо зарабатывать, большинство не смогли прижиться. Ведь у нас до сих пор такого нет: «Ага, он талантливый -- ему надо помочь». Возьмите Сибирь -- сколько там талантливых людей! Кто их знает? Да никто! Жили, умерли - никого это не интересует.

-- Ваш земляк Николой Рубцов, которого вы писали, был талантлив, известен, любим многими. Но вместе с духом подлинной культуры тоже носил в себе какую-то надломленность…
-- Видите ли, в чем дело… Я был с Рубцовым знаком. Сейчас много людей, которые себя считают его друзьями. Как будто если ты выпил с ним, то уже и друг. Мое впечатление, что у Рубцова друзей не было. Он был очень умный человек, ему было много Богом дано, ему единственному. В нем, как в фокусе, в особой концентрации собрались особые таланты -- острое зрение, слух. И поэтому мы читаем и читаем его стихи. Он, наверное, насквозь видел каждого человека, с кем общался, и мог дать оценку. Он детским домом воспитывался. И природой. Сколько у него стихов о реке, о поле, о холмах! На русский пейзаж -- на эти поля, тропки, дороги -- смотрят все, а видят только отдельные. Вот Рубцов мог увидеть и услышать и не разменял свой дар ни на что. А выпивал от безвыходности. Когда он жил в Вологде, здесь много заслуженных писателей было. Они имели хорошие квартиры, доступ к власти. А Рубцов всегда ходил весной в марте месяце в неподшитых валенках, пятки голые, без галош. Старенький шарф, пальто потрепанное. Я не против заслуг других писателей, но стать на его уровень они не могли. Во-первых, он как бы нищий, а это для них было унизительно. Во-вторых, он очень писал талантливо. А все по своей гордыне считали, что не хуже его пишут. Вот если бы они были чуть-чуть подальше от власти и как-то тяжелее бы зарабатывали на прожиточный минимум, то может быть сравнялись бы с ним и помогли бы ему. А к нему писатели относились так: ну что, Рубцов есть Рубцов! И все, не больше. И сама власть старалась его отдалить от людей. Рубцов ведь он как? У нас была обкомовская столовая -- для тех, кто у власти. Там другой выбор блюд и цены другие. Я сам не видел, но как рассказывали, Рубцов приходил в эту обкомовскую столовую, вставал на порог, снимал свою шапку и говорил каким-то начальникам прям в открытую, что вы такие-то чуть ли не подонки, то-то и то-то. Ну, какая власть это потерпит? Решительный был, без компромиссов.

-- Чем все же Божий дар отличается просто от мастерства?
-- Это как электромагнитные волны. Прекрасное -- оно излучает, импульсы посылает и грамотному, и безграмотному. Лет десять назад приехал в Ферапонтово один из московских художников-академиков -- как фамилия, я сейчас забыл. Монастырь в лесах стоял, на реставрации. Академик посмотрел фрески и заплакал. Он всю жизнь в Москве, сам по национальности украинец, кажется, да неважно, академиком очень долгое время. Ему 70 лет, социалистический реалист. А тут он увидел настоящее искусство. Раньше ничего его не прошибало, а в Ферапонтово он заплакал и стал спрашивать себя: чем я столько лет занимался?!


Сумерки. Сирень. 2004 г. Холст, масло


Я в Италии был, много фресок видел. Но то, что есть у Дионисия, в европейских музеях нет. Этого откровения. У него нет ни слащавости, ни красивости. До сих пор храню кальки, которые я снимал с фресок. Просто кальки центральной части храма Рождества Богородицы -- это уже отдельная музыка.

-- Как вам кажется то, что сейчас в музее пол с подогревом сделали, не повлияет на фрески?
-- 4 века фрески переживали зиму без подогрева. До 60-х годов в храме Рождества Богородицы хранили картошку. Стекол вверху не было, залетали голуби… Но сейчас там постоянно толпы туристов, зимой непрерывно поддерживается плюсовая температура, из-за чего создается тепловой перепад. Внутри храма +5, снаружи может быть и -20, и -30. И этот перепад пойдет через стену. Как отреагируют на это краски Дионисия и основа (левкас), на которую они нанесены, неизвестно.


Художник Евгений Соколов

Беседовал Андрей КУЛЬБА



2007-12-27 11:10:00


Источник: http://nsad.ru/


Я когда устроился в Италии писать с натуры, меня что поразило.  Я стоял у дороги, писал панораму, и каждый проезжающий на машине мне сигналил, жестами изображал восторг. Многие останавливались, давали свои адреса, телефоны, приглашали в гости. Я так понял Статьи. Новое в данном разделе.
православные cтатьи,христианство,литература,искусство,религия,православный журнал,литературный журнал,православие культура  Шторм (рассказ)
Сила тяготения (рассказ)Сила тяготения (рассказ)
Самое лучшее (рассказ)Самое лучшее (рассказ)
Горение (рассказ)Горение (рассказ)
Буду любить его всегда (рассказ)Буду любить его всегда (рассказ)
Безгрешная машина (рассказы)Безгрешная машина (рассказы)
Чудесная причина (рассказ)Чудесная причина (рассказ)
Слезы на том берегу (рассказ)Слезы на том берегу (рассказ)
Трудная дорога к морю (повесть)Трудная дорога к морю (повесть)
Темная комната (повесть)Темная комната (повесть)
Живое железо (рассказ)Живое железо (рассказ)
православные cтатьи,христианство,литература,искусство,религия,православный журнал,литературный журнал,православие культура  Исход Андрюхи Моисеева (рассказ)
Пора домой (рассказ)Пора домой (рассказ)
Мечтать не вредно или вредная мечта (рассказ)Мечтать не вредно или вредная мечта (рассказ)
Ожоги (рассказ)Ожоги (рассказ)
Воля Божия и человеческая (рассказ)Воля Божия и человеческая (рассказ)
Слава Богу! (рассказ)Слава Богу! (рассказ)
Добрыми делами (рассказ)Добрыми делами (рассказ)
Пожар (рассказ)Пожар (рассказ)
Держи удар! (рассказ)Держи удар! (рассказ)

Домой написать нам
Дизайн и программирование
N-Studio
Причал: Христианское творчество, психологи Любая перепечатка возможна только при выполнении условий. Несанкционированное использование материалов запрещено. Все права защищены
© 2024 Причал
Наши спонсоры: