Христианская проза
Христианская поэзия
Путевые заметки, очерки
Публицистика, разное
Поиск
Христианская поэзия
Христианская проза
Веб - строительство
Графика и дизайн
Музыка
Иконопись
Живопись
Переводы
Фотография
Мой путь к Богу
Обзоры авторов
Поиск автора
Поэзия (классика)
Конкурсы
Литература
Живопись
Киноискусство
Статьи пользователей
Православие
Компьютеры и техника
Загадочное и тайны
Юмор
Интересное и полезное
Искусство и религия
Поиск
Галерея живописи
Иконопись
Живопись
Фотография
Православный телеканал 'Союз'
Максим Трошин. Песни.
Светлана Копылова. Песни.
Евгения Смольянинова. Песни.
Иеромонах РОМАН. Песни.
Жанна Бичевская. Песни.
Ирина Скорик. Песни.
Православные мужские хоры
Татьяна Петрова. Песни.
Олег Погудин. Песни.
Ансамбль "Сыновья России". Песни.
Игорь Тальков. Песни.
Андрей Байкалец. Песни.
О докторе Лизе
Интернет
Нужды
Предложения
Работа
О Причале
Вопросы психологу
Христианcкое творчество
Все о системе NetCat
Обсуждение статей и программ
Последние сообщения
Полезные программы
Забавные программки
Поиск файла
О проекте
Рассылки и баннеры
Вопросы и ответы
 
 Домой  Статьи / Иконописец Александр Белашов: РАНЬШЕ Я ДУМАЛ, ЧТО ЭТО МОДА... Войти на сайт / Регистрация  Карта сайта     Language По-русски По-английски
Литература
Живопись
Киноискусство
Статьи пользователей
Православие
Компьютеры и техника
Загадочное и тайны
Юмор
Интересное и полезное
Искусство и религия
Поиск

Дом сохранения истории Инрог


Интересно:
Рекомендуем посетить:

 
Иконописец Александр Белашов: РАНЬШЕ Я ДУМАЛ, ЧТО ЭТО МОДА...
( Владимир ГУРБОЛИКОВ )


"Иллюзорная живопись попадает часто в дурацкие положения: например, при изображении аллегорического, условного. Представьте, что в храме на вас летит стая толстых херувимчиков, таких детских "отрубленных" голов, а символы евангелистов привольно пасутся в облаках под куполом храма. Все это ложь, и верить в такое невозможно. И перестали верить…"

Александр БЕЛАШОВ



- Вы учились в светском художественном вузе в восьмидесятые годы. Многие ли из Ваших однокашников пришли в Церковь?

- Да, многие. Вообще, среди знакомых мне художников произошло некоторое разделение: часть вынужденно стала работать на заграницу или на "новых русских", другие же стали работать в Церкви.

- А Вам, кстати, довелось когда-то поработать для "новых русских"?

- Нет, я у них практически не работал. Тут нужно себя настроить на эту волну, понять, чего ждут от тебя при росписи ресторанов и каких-то богатых клубов. Это, скорее, производство товара, и нужно освоить приемы для его производства, и соответствовать этому духу...

- Но разве среди известных художников, например художников девятнадцатого века, не было тех, кто работал именно на продажу, на заказ?

- Были, конечно же. Те же Семирадский или Брюллов - это товар, но товар высшего качества. А кто-то против такой роли художника протестовал, Александр Иванов, например.

- Сейчас много пишут о тогдашних попытках писать картины на религиозные сюжеты...

- Да, часто говорят об их ошибках, о недопустимости изображения святых в такой западной жипописной манере. Но тут, если исторически посмотреть, думаю, всё выглядит иначе. До конца XIX века художники иначе просто не умели и не могли думать. Культура была настроена на Запад, думала западными мозгами. И иконопись была еще не открыта, не узнана. Но именно в то время начинался поворот, и были, кстати, очень высокие образцы церковного искусства - иконостасы, росписи. Взять ту же Афонскую школу и Валаамскую икону Божией Матери. Это очень высокий духовный уровень. Да вспомните хотя бы портрет, который послужил основой для иконы преподобного Серафима Саровского. Этот пример можно сравнить с молитвой. На церковнославянском языке она звучит возвышенно и образно, но ведь есть и Молитва Оптинских старцев - на русском языке, и это также и возвышенно, и духовно.

Но если вернуться к вопросу западного художественного мышления, то у тогдашних наших живописцев была одна очень сложная "формальная" проблема: несоответствие этой живописной манеры и архитектуры русского православного храма. Для росписи наших церквей эта манера никак не подходит, она "разрушает" архитектуру. Дело в том, что западная иллюзорная живопись создаёт пространственные дыры, как будто особые "окна" в храме. Но такие вот окна хороши, если это картины на плоской стене, в раме, или обманки (в Древнем Риме даже вешали верёвку, чтобы гости, подвыпив, не ударились о стенку с такой обманкой). А архитектура православного храма от таких иллюзорных дыр "разваливается". Да и вовсе неясно, зачем там нужны эти нагромождения облаков, таких же, как на улице, на которых почему-то стоят святые...

Когда попадаешь в храм святой Софии в Константинополе, кажется, вокруг тебя другая природа, как говорили, Небо - на земле. Человек, благодаря взаимному соподчинению архитектуры и росписи, ощущает с Небом живую связь, а образы при этом не теряют своей художественной выразительности.

Кроме того, иллюзорная живопись попадает часто в дурацкие положения: например, при изображении аллегорического, условного. Представьте, что в храме на вас летит стая толстых херувимчиков, таких детских "отрубленных" голов, а символы евангелистов привольно пасутся в облаках под куполом храма. Всё это ложь, и верить в такое невозможно. И перестали верить...

- Есть мнение, что иконопись - дело иноков, монашеское делание. А сейчас иконы пишут и миряне, художники, пишут женщины...

- Конечно, лучше, когда это делают монахи. Есть, скажем, школа в Троице-Сергиевой Лавре. Монахи больше в это вкладывают духовных сил, это - как продолжение молитвы. А то, что женщины пишут - так ведь сейчас 80% верующих у нас в стране - женщины. В той же Оптиной пустыни половина иконописцев женщины. Среди женщин есть замечательные мастера: монахиня Иулиания (Соколова), Марья Васильевна Наумова и многие, многие другие.

- Есть ли, с Вашей точки зрения, в иконописи какая-то разница между художником, который научился определенной технике и пишет иконы, и иконописцем, который пишет, так сказать, от своей веры? Есть ли отличие между их иконами?

- Мне кажется, есть. Вы спросили - и мне сразу вспомнился один известный художник-реставратор. Он великолепный знаток, очень хорошо пишет, но иконы у него, на мой взгляд, какие-то мёртвые. Пишет лихо, уверенно, мастерски, но он человек малоцерковный. Может, ему просто трудно перестроиться - он уже пожилой. Хотя многим нравятся его иконы, может, это только мое мнение.

В иконописи всегда ярко видны две вещи: благоговение, с которым пишется (поэтому, кстати, детские религиозные рисунки-иконки тоже замечательны), и профессионализм недостаток умения тоже сразу виден.

- Почему во всем мире так возрос интерес к иконописи?

- Дело в том, что мы живем в эпоху постмодернизма, основная черта которого - отсутствие единой концепции прекрасного.

Раньше господствовал некий эталон: было, скажем, греческое искусство, остальное казалось варварством. Сейчас этого нет: хорошо и это, и то. И начинается полная неразбериха. К тому же современное искусство стало либо дизайном, объединяющим элементы разных, иногда несовместимых стилей, либо просто мещанской пошлятиной, или открытым извращением даже. Вот почему католики сейчас так активно обратились к греческой традиции церковного искусства? Потому, что идти дальше "в ногу" с искусством современным они уже никак не могут.

Я в Иерусалиме ходил в музей современного искусства. В первом зале висят на вешалочках как будто снятые с людей кожи и что-то все время щелкает. Народу там совершенно нет, ходишь - и как-то не по себе. Потом оборачиваешься, сзади тебя экран, на нем человек, который все время за тобой "ходит" с камерой и постоянно фотографирует. В ужасе начинаешь метаться по этому залу, находишь дверь, довольно хорошо скрытую. Перебегаешь в другой зал. А там стоят 15 телевизоров в ряд, и на каждом экране кто-то чешется. Это действует на подсознание так, что тоже хочется чесаться. Выбегаешь в соседний зал - там огромная помойка, аккуратненько сшитая, вся как будто вывернутая - окурки, консервные банки...

Не могло же религиозное (в основном, католическое) искусство пойти по этому пути! И они стали искать истоки, возвращаться в искусстве к периоду до разделения Церквей.

- Когда вы были нецерковным человеком, у вас было другое отношение к иконе?

- В то время (семидесятые-восьмидесятые годы) было модно любить иконы, поэтому я часто ходил на выставки, посещал лекции. Через это, может быть, отчасти и произошел процесс воцер-ковления. Меня как художника в иконописи при влекало более правильное осуществление задач искусства: отношение к пространству, цвету и соединение с архитектурой.

В истории искусств было несколько систем изображения, причем не менее реалистических, чем прямая перспектива (в которой параллельные линии при удалении сходятся в точку на горизонте). Дело в том, что человек видит не как фотоаппарат: во-первых, человек все видит объемно, двумя глазами, во-вторых, он видит предмет в движении, то есть во времени. Поэтому мы всегда разворачиваем предметы в характерном положении и совмещаем различные точки зрения.

Например, если поднести палец очень близко к переносице, то вы будете видеть обратную перспективу: кончик пальца окажется тоньше, чем его продолжение. И когда иконописец хочет подчеркнуть, что мы находимся к святому образу очень близко, как бы даже внутри его - он использует обратную перспективу.

Если вы идете по улице и смотрите себе под ноги, то землю видите как ковер. Сирийское и китайские искусства именно на этом и построены - они ставят персонажи на развернутые пространства. Такие развороты пространств есть и на иконах - особенно там, где необходимо изобразить множество святых - как, например, на иконе Новомучеников Российских. Сюда же добавляется и чертежное изображение, тоже воспринятое церковным искусством: ведь сколько надо видов, чтобы дать представление о Москве - и все они будут ущербными. А чертежное изображение сразу всё объяснит: где Кремль, где храмы, и какие.

Новаторство Пикассо заключалось в том, что он совмещал различные планы: рисовал одно лицо и в фас, и в профиль. А иконопись давно совмещала это, причем не теряя прекрасного образа: у Богородицы звезда изображается посередине, а лицо - с поворотом, примерно в три четверти.

Античное искусство строилось на основе параллельной перспективы, поскольку в близком пространстве, например, в небольшой комнате вы не увидите схождения в одну точку, и это тоже используется в Византийской живописи.

Каждая система перспективы, приобретая одно, теряет что-то другое, и общепринятая, прямая перспектива - не исключение. Поэтому иконопись и использует ВСЕ виды перспективы. Пожалуй, кроме возрожденческой (хотя Симон Ушаков безуспешно пытался подключить и эту систему). И синтез из этих систем, переработанный в образный язык, является наиболее подходящим для решения главной задачи - создать небесное, райское пространство храма.

Меня привлекало, что икона так универсальна по отношению к живописи, универсальна и в других аспектах. И то, что я занялся церковным искусством, было логическим развитием того, чем я увлекался в молодости.

- Но, насколько я знаю, переход к церковности для вас сложился болезненно.

- Да, в школе и в институте у меня не было знакомых, глубоко верующих. Те, кто церковь посещали, в тот момент были увлечены чем-то внешним. Наряжались, ходили в косоворотках и сапогах... Я с ними дружил, но меня смущало то, что главные христианские заповеди для них были вроде и не так важны... Мне казалось, что это мода.

- А как же всё-таки Вы пришли к вере?

- Сначала я просто подумал, что надо креститься - с точки зрения спасения Отечества, патриотических побуждений. Тут сыграли роль Достоевский и другие доступные тогда книжки. Но в храме поначалу мне было очень скучно. Я никак не мог понять, что там происходит: толпа народу, что-то вдали делают священники, духота. А потом мы с женой практически уехали в деревню на несколько лет. Начали ходить в одну сельскую церковь, где служил девяностолетний священник. Он тридцать лет отсидел в тюрьмах, лагерях, был на Соловках, в ссылках... Старец такой, как из сказки.

К батюшке приезжало много священников и просто церковных людей, обстановка была очень родственная, в этом храме у каждого были даже свои тапочки: добираться сюда приходилось по грязи. Особые взаимоотношения складывались, после службы все вместе обедали, потому что до храма надо идти 12 километров. Помогали и храму, и друг другу - тогда и потом, уже в Москве и в других городах. Вообще, там было много встреч, удивительно было: глушь, храм на горе, вид - на двадцать километров вокруг. И вот там мне открылась красота церковной жизни, смысл богослужения. В городе, думаю, сложно это почувствовать и понять, куда ты попал.

Уже потом один сельский священник попросил написать ему иконы, затем другой. Сам бы я не начал. Так вот пока всё еще просят...

- Вы видели светских и церковных людей. В чем разница?

- Воспитание, ценности у нашего народа христианские были и остаются до сих пор, мы еще не совсем озверели (хотя этот процесс идет всё быстрее). Есть много людей более христианского поведения, чем сами христиане. Поэтому когда такой человек обращается и приходит в Церковь, он не всегда видит среди нас, "церковных" - людей, которые выше и лучше его. Бывает, он видит, что они-то борются с теми пороками, которые он еще в детстве преодолел, и это его может смутить. А главное различие, мне кажется - в умении жертвовать собой ради Бога и ближнего.

- Но есть же разные понятия жертвенности. Матросов бросился грудью на вражескую амбразуру - это подвиг, но он на войне совершался. А в обычной жизни?

- Я помню, к нам приехал один очень известный московский протоиерей, человек уже немолодой, больной... А у нас не хватило для него матраса. Мы пошли в соседний брошенный дом, и он навьючил на себя матрас, а я тащил матрас еще кому-то... Кажется, это незначительный эпизод, но сколько людей рангом много ниже этого батюшки ведут себя совершенно по-другому! Он мог бы сидеть в доме и пить чай - почему бы другим не пойти?.. Мог бы кем-то покомандовать... Только надо понять главное: это не один такой эпизод в его жизни, ради популярности, - он так во всем себя ведет, может, не в плане постоянной физической работы - а по отношению к людям и к самому себе. Себя он не жалеет. Послужить другим - такая вот цель. И он жертвует... Не знаю, понятно ли объяснил.

Да, ещё про подвиг. Я знал в Питере одну монахиню, у нее в семье была дальняя родственница, парализованная женщина, отличавшаяся невероятной скандальностью. Она переругалась со всеми своими близкими и соседями, и они просто перестали к ней ходить. И тогда приехала эта монахиня и 5 лет приходила к ней каждый день, слушала поношения, издевательства над ее церковностью, про то, что все они фарисеи, негодяи. Мне кажется, это - высшая форма подвига, и немногие на это способны.

- С другой стороны, можно сказать, что мы ухаживаем за больным, потому что нам так положено. А данного человека мы не любим. Вы считаете, в том, что она каждый день ходила, могло быть лицемерие?

- Нет, она бросила свои дела, (до этого она жила у своего духовного отца, известного старца), ей было очень хорошо там жить, ее ценили. А она уехала обратно в город, где жить ей было и морально, и физически очень и очень тяжело. В общем, человек пошел на многие жертвы, чтобы ее оплевывали, издевались. Она поняла, что некому ухаживать, а парализованная женщина была ее дальней родственницей, и приехала к ней. И никто, кстати, об этом не узнал и не сказал ей спасибо.

Таких людей мало.

- В кино практически единственный пример фильма, герой которого иконописец, это "Андрей Рублёв" Тарковского...

- "Андрей Рублев" - это фильм не про монахов, а критика советского строя. Когда ослепляют этих желающих уйти на запад мастеров, это же намёк на Солженицына и подобных диссидентов. Я считаю, это фильм о современных для Тарковского проблемах, и его герой - не иконописец, а интеллигент-шестидесятник...

- А с вашей точки зрения, Андрей Рублев - не интеллигент?

- Понятие "интеллигент" надо сначала определить, многие люди понимают по-разному. Для меня это понятие ругательное, это человек, обладающий какими-то нравственными качествами: порядочный, образованный, честный, но постоянно стремящийся к борьбе с властями, и при этом сам малоспособный к созидательной работе. Этот постоянный конфликт приводит к тому, что человек ведет разрушительную деятельность. Так это было и в XIX веке, так это было и с диссидентами советскими... Часто бывает так, что, поверив, интеллигент себя сравнивает не с мытарем, а с Христом, что видно и по фильму Тарковского (там показано откровенное распятие русского интеллигента в грязи повседневной жизни).

- В этом смысле Вы Андрея Рублева, по Тарковскому, интеллигентом можете назвать?

- У него есть все черты диссидентствующего человека: ненависть к власти, которая жаждет только держать народ в варварском состоянии и тянуть из него все соки и все силы; презрение к собственному народу, отношение к народу как к несчастному, но несмышленому, тупому зверю, который он тем не менее любит, идет ради него на какие то жертвы.

- Из Ваших слов следует, что настоящий Андрей Рублев совершенно не похож на героя фильма...

- Не похож. Если говорить о нем как о церковном художнике, то надо начать с того, что ему было бы невозможно и некогда так путешествовать, идти себе пешочком. Во-первых, у него церковные послушания, он должен много молиться, много трудиться, писать, во-вторых, тогдашние живописцы были другого материального уровня и пешком от храма к храму расписывать не ходили. Да что говорить - тогда краски были буквально драгоценностью: скажем, лазурит как бы сейчас сказали, его курс к золоту был один к одному! Художников было мало, и они ценились. Это были не простые монахи, получить иконописную выучку было не просто. К тому же, роспись храма - коллективное дело. Преподобный Андрей был не просто художником, он был руководителем большого коллектива, мастерской. У художника такого уровня есть лучшие, худшие ученики, а он определяет основную линию, пишет только центральные иконы, выписывает во фресках лики. Вдвоем расписать ог ромный храм - это нереально, несмотря на то, что тогда писали быстрее, чем сейчас.

И, хотя не мне рассуждать о монахах, но все-таки монашеский образ жизни совершенно иной, нежели тот, который представлен в фильме.

- Писать картину и писать икону - это разные ощущения? Или то же вдохновение, горение, те же высокие эмоции...

- Это всё не совсем так происходит - и в иконописи, и в живописи. У любого светского художника есть набор приемов, как добиться того-то и того то. То же самое - у иконописца. Техника исполнения есть. И вдохновение есть - там и там, это общее. Различия в целях. Для светского художника часто имеет большое значение представить свое понимание того, что он пишет. В церковном искусстве - постараться создать Божественный образ.

Вообще цель подлинного искусства божественна. На иконе "Неопалимая купина" вокруг Господа и Богородицы изображаются ангелы, которые человеку не дают упасть в геенну огненную, в ад. Есть, например, ангел, который подает чашу горестей и страданий - когда человек нравственно, духовно расслабляется в жизни, ему через ангела даются страдания, чтобы он сумел вспомнить о Боге, внутренне собрался. Есть и другие, в их числе изображен ангел с зеркалом. Что это за ангел? Он изображает красоту Божьего создания в воспоминаниях будущего века как в зеркале. Когда человеческая душа видит прекрасное, она представляет себе рай, восхищается, стремится к Богу. Если душа онемела, человек стал невосприимчивым к прекрасному - это признак духовного кризиса, это очень важно.

Часто представляется, что духовная жизнь -это что-то ужасное, непрерывная мука. На самом деле она сопряжена с созерцанием подлинной красоты.

- Но почему тогда часто рассказывают, как монахи затворяются, не хотят смотреть те же самые произведения искусства?

- Вовсе не из-за огрубелости, нет. Им открывается новая красота. Происходит процесс постепенного замещения в человеке прекрасного более прекрасным, более возвышенным. Грубо говоря, ребенку нравится кататься на самокате, а потом он постепенно осваивает велосипед, потом мотоцикл и предыдущее ему уже не так интересно. Дальше, дальше - а потом он осознает, что можно летать на ракете. Так и человек, который узнает Господа, ему все остальное кажется пресным. Один афонский старец после того, как видел Бога и Его сияние, вышел днем из своей пещеры и стал спрашивать, почему никак не рассветет. Ему всё остальное уже показалось темно. Когда человек начинает воспринимать эту невероятную красоту, недоступную тому, кто к этому не поднялся, ему хочется все ближе и ближе идти к Богу. Как влюбленный - чем больше влюбляется, тем больше времени ему хочется проводить с любимой женщиной, общение же с другими людьми ему становится все менее интересно.

- В церковной печати сейчас много пишут о мироточении икон. Вам приходилось воочию видеть, как это происходит?

- Несколько раз. Самый поразивший меня случай был на мои именины. Мы остались на молебен, и тут пришел новый русский в красном пальто, полный такой, вынул бережно маленькую икону, положил ее на аналой. Начался молебен. И на этой иконе - все это видели - стали появляться крупные капли мира - не по всей иконе, а только на ликах Богородицы и Младенца. К концу молебна, лики были полны миром. Ощущение совершенно непередаваемое.

Кстати, позднее я узнал историю этой иконы и этого человека. У него тяжело болел ребенок, его жена очень сильно молилась перед этой иконой. А как ребенок выздоровел, она об этом забыла. И потом снова что-то случилось в семье, женщина опять вспомнила про эту икону, и тут икона начала мироточить.

Говорят, так Господь призывает человека для укрепления в вере...





* Александр Белашов, иконописец, выпускник художественного института им.Строганова, по специальности - художник-монументалист.







"Если вернуться к вопросу западного художественного мышления, то у русских живописцев 19 века была одна очень сложная "формальная" проблема - несоответствие этой живописной манеры и архитектуры православного храма. Для росписи наших церквей эта манера никак не подходит, она "разрушает" архитектуру. Дело в том, что западная иллюзорная живопись создает пространственные дыры, как будто особые окна в храме. А архитектура православного храма от таких иллюзорных дыр "разваливается". Да и вовсе неясно, зачем нужны эти нагромождения облаков, таких же, как на улице, на которых почему-то стоят святые. Когда, например, попадаешь в храм святой Софии в Константинополе, кажется, вокруг тебя другая природа, как говорили, Небо на земле. Человек, благодаря взаимному соподчинению архитектуры и росписи, ощущает с Небом живую связь, а образы при этом не теряют своей художественной выразительности."

Автор: Владимир ГУРБОЛИКОВ


2007-08-14 18:21:55


Источник: http://www.foma.ru


Статьи. Новое в данном разделе.
православные cтатьи,христианство,литература,искусство,религия,христианский журнал,литературный журнал,
православие культура  Шторм (рассказ)
Сила тяготения (рассказ)Сила тяготения (рассказ)
Самое лучшее (рассказ)Самое лучшее (рассказ)
Горение (рассказ)Горение (рассказ)
Буду любить его всегда (рассказ)Буду любить его всегда (рассказ)
Безгрешная машина (рассказы)Безгрешная машина (рассказы)
Чудесная причина (рассказ)Чудесная причина (рассказ)
Слезы на том берегу (рассказ)Слезы на том берегу (рассказ)
Трудная дорога к морю (повесть)Трудная дорога к морю (повесть)
Темная комната (повесть)Темная комната (повесть)
Живое железо (рассказ)Живое железо (рассказ)
православные cтатьи,христианство,литература,искусство,религия,христианский журнал,литературный журнал,
православие культура  Исход Андрюхи Моисеева (рассказ)
Пора домой (рассказ)Пора домой (рассказ)
Мечтать не вредно или вредная мечта (рассказ)Мечтать не вредно или вредная мечта (рассказ)
Ожоги (рассказ)Ожоги (рассказ)
Воля Божия и человеческая (рассказ)Воля Божия и человеческая (рассказ)
Слава Богу! (рассказ)Слава Богу! (рассказ)
Добрыми делами (рассказ)Добрыми делами (рассказ)
Пожар (рассказ)Пожар (рассказ)
Держи удар! (рассказ)Держи удар! (рассказ)

Домой написать нам
Дизайн и программирование
N-Studio
Причал: Христианское творчество, психологи Любая перепечатка возможна только при выполнении условий. Несанкционированное использование материалов запрещено. Все права защищены
© 2024 Причал
Наши спонсоры: